они были Стэнфордами, верховными лордами новой индустриальной эпохи. Лиланд и Дженни особенно любили баварский курорт Бад-Киссинген - роскошный курорт, который привлекал не только королевских особ, но и государственных деятелей, таких как Отто фон Бисмарк. Они, вместе или по отдельности, проводили месяцы на курорте. В одном из редких оставшихся писем Лиланда к Дженни, в котором прослеживаются хоть какие-то эмоции, он пишет из Киссингена, что, когда он ненадолго остался один в Париже, ему было "невыразимо одиноко".

В большинстве случаев один из родителей отправлялся на воды, а другой путешествовал или оставался дома с Лиландом-младшим. Мальчик, по общему мнению, был очень развитым подростком, когда закончились 1870-е и начались 1880-е годы. "Я слышал, что мой пес Тутс развил склонность к бродяжничеству в Калифорнии под опекой других моих собак", - писал он домой в последний год своей жизни, заставляя задуматься: какой пятнадцатилетний американский мальчик когда-либо писал в таком духе?

Его родители, решив воспитать своего единственного сына как отпрыска дворянства XIX века, а не отпрыска бармена и продавщицы, одевали любимое чадо в бархатные костюмы и, пока не вмешался дядя, позволяли ему отращивать локоны, чем-то напоминающие "Голубого мальчика" Томаса Гейнсборо. По словам его воспитателя, который с нежностью вспоминал, что "когда она болела, он скорее принимал роль дочери, чем сына".

Было само собой разумеющимся, что Лиланд-младший рано или поздно отправится в большое турне вместе с Па-па и Ма-ма. Он много путешествовал вместе с родителями, свитой слуг и воспитателем. Он научился свободно говорить по-французски и неплохо знал немецкий. Ребенок рос, имея все, что только можно пожелать, поэтому он начал коллекционировать вещи: антиквариат, предметы искусства - и еще мальчиком сосновые шишки в том числе. Особняк на Ноб-Хилл с его десятками комнат, заполненных артефактами, также начал заполняться подростковыми накоплениями Лиланда-младшего. Многое из того, что он рисовал, писал и собирал, явно свидетельствует об одаренности ребенка.

Его воспитание не было таким, какое большинство людей той эпохи назвали бы нормальным. Когда ему было всего девять лет, он устроил рождественскую вечеринку с живым оркестром. Около 150 гостей в шелках и атласах прибыли в каретах. В качестве призов на вечеринке были золотые кольца. В двенадцать лет родители подарили ему золотые часы и цепочку, которые он хранил в жилетном кармане. Несмотря на подобные поблажки, мальчик слыл милым, воспитанным и преданным матери и отцу. Лиланд-старший открыто готовил своего сына к тому, чтобы тот последовал за ним и стал титаном индустрии. Когда в начале 1883 года Лиланд-старший снова заболел и вернулся в Европу для очередного посещения курортов, мать и отец решили воспользоваться ситуацией и взять Лиланда-младшего в последнее гранд-турне, прежде чем принять его в Гарвард, где он должен был начать обучение в шестнадцать лет.

Маленькая семья покинула Соединенные Штаты через дюжину дней после того, как Лиланду-младшему исполнилось пятнадцать, начав длительное путешествие по Западной Европе. Хотя и мать, и отец были больны на протяжении всего этого времени, нет никаких признаков того, что у подростка до самого конца не было никаких проблем со здоровьем. Они совершили роскошное путешествие по Англии, Германии, Австрии, Франции и Италии и отправились в экзотический для того времени Константинополь. Вскоре после этого пятнадцатилетний подросток почувствовал себя нехорошо. Когда они вернулись в Италию через Грецию, стало ясно, что мальчик серьезно болен. "Мы приехали сюда из Рима с нашим дорогим мальчиком, который очень болен", - писала Дженни из Флоренции друзьям на родину в феврале 1884 года. "Он жаловался, пока мы были в Афинах и в Неаполе; он был настолько болен, что пролежал в постели несколько дней". Они остановились во флорентийском городе.

Пришлось везти его в салоне автомобиля, где стояла кровать. В отеле меня встретил врач, который сразу же занялся им, а через два дня констатировал легкую форму брюшного тифа. Мы находимся здесь уже пять дней, и Лиланд почти достиг высшей точки. Доктор считает, что даже при самых благоприятных обстоятельствах он пробудет в заключении четыре недели.

 

Выражая глубокую тревогу и страдания матери, Дженни писала: "Я обращалась за утешением к Подателю добра и зла, и моя вера росла, и теперь я снова обращаюсь к Нему с мольбами спасти для меня моего дорогого мальчика".

Тогда "лихорадка, тлевшая в нем, вырвалась наружу во всей своей злокачественности". Известные врачи из Рима и Парижа были вызваны к постели мальчика в отеле, где он лежал, обезумев от тифа. Один из врачей потребовал, чтобы мальчика обмотали льдом с ног до головы, что усугубило страдания подростка.

Все было напрасно. В 7:30 утра 13 марта 1884 года, за два месяца до того, как ему должно было исполниться шестнадцать лет, Лиланд Стэнфорд-младший умер, а его родители могли только наблюдать за происходящим. В тот день Стэнфорд-старший написал Хантингтону: "Наш мальчик после болезни, длившейся несколько недель, покинул нас сегодня утром, чтобы отправиться в лучший мир". Марк Твен, писавший впоследствии из Сан-Франциско, отметил в неопубликованном письме, что Стэнфорд "сразу же потерял всякий интерес к жизни". Личный секретарь Дженни написал много лет спустя, что "мистер Стэнфорд полностью сломался, миссис Стэнфорд опасалась за его рассудок и жизнь". Стэнфорд "погрузился в бессознательное состояние, человек с разбитым сердцем. Его жизнь была в отчаянии". Шесть лет спустя, в необычайно пронзительном письме с соболезнованиями тому, кто потерял и сына, и дочь, Стэнфорд написал: "С уходом детей надежды и амбиции нашей жизни в значительной степени угасают, а их места никогда не занимают".

Казалось бы, бесконечное шествие Лиланда и Дженни Стэнфорд домой с телом их мальчика приобрело театральный аспект. "Даже по викторианским стандартам, - отмечается в экспозиции музея Стэнфордского университета, - траур Стэнфордов был ошеломляющим по своей публичной демонстрации": Тело Лиланда-младшего было доставлено на родину в серии похоронных процессий, которые длились восемь месяцев, и покоилось в Париже, Нью-Йорке и, наконец, в Сан-Франциско".

Поминки проходили в церкви, которая тогда называлась Grace Church, и безработная молодая женщина по имени Берта Бернер взяла своего брата и больную мать на службу. "Когда мы добрались до дома, моя мама сказала, что никогда раньше не видела такого печального лица, как у миссис Стэнфорд. Говорят, что глаза ее слезились, и она, конечно, не могла ими читать или писать", - писала Бернер в своих воспоминаниях почти пятьдесят лет спустя. Тем же днем предприимчивая женщина, которой было еще двадцать с небольшим, написала Дженни, что ищет работу и думает, что сможет ей помочь. Через несколько дней ее наняли,